-Девушка едет к морю одна! – орет радио.
-Пивасик! Чипси! Шоколадочки вместо прокладочки! - орет разносчик.
-А зачем вам отопление, шо, мушщин рядом нет? - орет проводник. Каждый раз, открывая глаза, натыкаюсь на прицельный взгляд с
противоположной полки. Татуировка с короной, молдавский говор, сельское лицо
землистого цвета. Чего ему от меня надо?! Ненакрашенная, рыжая и взъерошенная, выгляжу замороченным подростком. Может рюкзак мой приглянулся?
Молодой человек, которого я считала эдаким простоватым братком из
Узбекистана (вот он московский снобизм!), оказался интеллигентным помощником владельца ресторана из Казани и полдороги развлекал меня рассказами о Ташкенте и Казани, двух его родных городах. Да, не сладко быть гражданином бывшего СССР на территории Украины – соседей по купе последовательно проверяли таможенники России и Украины, транспортная милиция.
Прорезался телефон, растолкал меня, заставил прочесть, что я ему снилась в еротическом сне. В транслите «еротический» звучит вполне по-украински!
По радио передают эстрадные отбросы, их прерывает диалог проводников по рации:
-Второй вагон, у тебя выходит пьяный пассажир.
-Принял.
-Вот что выпивка делает с людьми, задумайся!
-Пивасик! Чипси! Шоколадочки вместо прокладочки! - орет разносчик.
-А зачем вам отопление, шо, мушщин рядом нет? - орет проводник. Каждый раз, открывая глаза, натыкаюсь на прицельный взгляд с
противоположной полки. Татуировка с короной, молдавский говор, сельское лицо
землистого цвета. Чего ему от меня надо?! Ненакрашенная, рыжая и взъерошенная, выгляжу замороченным подростком. Может рюкзак мой приглянулся?
Молодой человек, которого я считала эдаким простоватым братком из
Узбекистана (вот он московский снобизм!), оказался интеллигентным помощником владельца ресторана из Казани и полдороги развлекал меня рассказами о Ташкенте и Казани, двух его родных городах. Да, не сладко быть гражданином бывшего СССР на территории Украины – соседей по купе последовательно проверяли таможенники России и Украины, транспортная милиция.
Прорезался телефон, растолкал меня, заставил прочесть, что я ему снилась в еротическом сне. В транслите «еротический» звучит вполне по-украински!
По радио передают эстрадные отбросы, их прерывает диалог проводников по рации:
-Второй вагон, у тебя выходит пьяный пассажир.
-Принял.
-Вот что выпивка делает с людьми, задумайся!
-Принял.
-Повторяю, задумайся!
-Понял...
Чем ближе к Одессе - тем меньше желтизны в листьях. Наслаждаюсь (как раньше не замечала?) красотой прозрачных берез, оставивших только последние листочки. Кружево, говорят? Кажется, начинаю понимать Пушкина.
Проводник раздает билеты, а я на верхней полке пишу что-то из девичьих грез. До Одессы еще 2 часа, народ прибывает, билеты уже не идут в ход, все садятся куда попало. Намереваюсь слезть вниз.
-Сыночка, иди сюда, мамочка найдет тебе местечко,- кричит румяная крепкая хохлушка своему 16-летнему увальню под 2 метра. -А шо? Тяжело вам, девушка, на 2 полке полежать! Сыночка ж должен где-то сидеть!
Никогда бы не подумала, что от дороги можно так устать!
На грани бодрствования и сна в съемной квартирке на углу Дерибасовской и Адмирала Жукова ко мне пришла уверенность, что в Одессе часы говорят Чи-Чи-Чи. Никаких тебе тик-так.
Чем ближе к Одессе - тем меньше желтизны в листьях. Наслаждаюсь (как раньше не замечала?) красотой прозрачных берез, оставивших только последние листочки. Кружево, говорят? Кажется, начинаю понимать Пушкина.
Проводник раздает билеты, а я на верхней полке пишу что-то из девичьих грез. До Одессы еще 2 часа, народ прибывает, билеты уже не идут в ход, все садятся куда попало. Намереваюсь слезть вниз.
-Сыночка, иди сюда, мамочка найдет тебе местечко,- кричит румяная крепкая хохлушка своему 16-летнему увальню под 2 метра. -А шо? Тяжело вам, девушка, на 2 полке полежать! Сыночка ж должен где-то сидеть!
Никогда бы не подумала, что от дороги можно так устать!
На грани бодрствования и сна в съемной квартирке на углу Дерибасовской и Адмирала Жукова ко мне пришла уверенность, что в Одессе часы говорят Чи-Чи-Чи. Никаких тебе тик-так.
Потемкинская.
-Хватит дрыхнуть! Телефончик жрать хочет! - этой смс-кой мобильный, как заправская собака, стащил с меня одеяло и заставил подскочить.
За окном под дождем гнулись акации и отчаянно стряхивали старую осеннюю ветошь. Ну и что. В Москве вон снег обещали.
За дверью соседки уже спорили о размерах поясов - у кого больше, и следовательно, кто краше. Цветы на окнах, кошки у дверей, я сама - все скукожились от холода, одним растелешенным крепко сбитым дамочкам климат был нипочем.
Чувствуя себя как гость, ничего не знающий о хозяевах, я металась по Дерибасовской в поисках путеводителя или экскурсионного бюро. Кто такой Дерибас, Дюк? Ну Екатерина еще ладно, тезка. Продавщицы в книжном сообщили, что путеводителей не держат и что "кто ж вообще в одной книжке обо всей архитектуре города разом напишет? В музей, деточка!" В экскурсионном бюро посоветовали набрать группу.
После кафе полегчало. Кто-то сверху нажал на "mute", дождь перестал. Одесса сняла с лица серую грязевую маску и оказалась удивительной красавицей! Городу всего 200 лет, но он отнюдь не выглядит простовато по сравнению с древними столицами – Киевом и Москвой. В четкие перпендикуляры улиц центра органично вписались южные деревья – на каждой улице свои: каштаны, платаны. Дома своими архитектурно богатыми фасадами напомнили мне Питер – зато дворы! Бесконечные лестницы, деревянные галереи, обвитые виноградом, и бурная кипучая жизнь с участием всех соседей. За те четыре дня, что я пробыла в Одессе, во дворах я увидела и свадьбу, и похороны, и ссоры – и все это с вовлеченностью всех жителей. С нашей московской обособленностью и отстраненностью не сравнить! Непременные атрибуты дворов - кошки, котята, котяры, кошаки, такие же разнообразные в своих породах, как жители Одессы в своих национальностях, характерах, типажах.
По своей вечной привычке снимать промзону и изнанку, следуя из дворов за двумя бомжами, вдруг в видоискателе фотоаппарата обнаружила такую роскошную панораму, что даже позабыла бомжей. Так вот она, Потемкинская лестница! Но кто же знал, что за ней на непрерывной глади моря по всему горизонту всё в громадах кораблей, кранов... И небо!!!
Казалось бы, лучше уже быть не может. Но попав в колоннаду Воронцовского дворца, я впала в фотографический транс, навязчивое состояние, обычно проходящее с исчерпанием пленки. Контраст элегантного изгиба колоннады с четкими линиями уходящих за горизонт дорог на фоне чистого ультрамарина моря, желтизны кранов и черно-красной тонкой графики моста заклинил мой палец на спуске затвора.
По счастью, рядом проходила пожилая супружеская чета: прямой высохший
загорелый старик с тростью и в кепке и его приветливая, слегка прихрамывающая
супруга.
-Вы откуда? Из Москвы? Встаньте с этой стороны! - указав на свою, повелел мужчина.
-Как вам Одесса? Что именно нравится? - строгим тоном, не позволяющим
сомневаться в необходимости вдумчивого ответа.
-Да, у нас город молодой, но такой красивый! Выдерживает сравнение!
Далее последовал небольшой экскурс в историю и градостроительство в
сравнении с Москвой и Питером.
- А где поселились? И за сколько? (именно так, а не "Простите, за
сколько?")
-Так дорого? Ну что ж, если есть деньги...
-Йозя, давай покажем девушке Пушкинскую Улицу! - и уже мне, - Он очень любит наш город и не упускает случая познакомить с ним приезжих.-Купи ей карту, старую, советскую.
В киоске усатая Галочка пробасила:
-"25 копеек"
Выжидающий взгляд в мою сторону.
- И еще дайте мне вон тот путеводитель за 50 гривен, - включилась я.
Старики оторопело схватили меня за рукава с обеих сторон, удерживая от такого необдуманного шага.
-50 гривен! Как можно! Грабеж! Вы по советской карте все поймете! (за
путеводителям пришлось вернуться после прощания с супругами)
На мою просьбу о фотографии одесская чета согласилась. Отведя меня в сторону, Людочка прошептала: "Пришлете нам фотографии? А вы у нас, может быть, поживете, чтоб такие деньги не платить, у нас будет куда скромнее!"
Услышав про такое самоуправство, Йозеф гневно вскинулся: "Это еще что за глупости! А ну пойдем! Вы, Катя, пришлете нам снимки, если пожелаете."
На прощанье Люда мне сказала: "Вы уж не обессудьте, вы должны очень понравиться Йозефу: не пить, не курить, не гулять". (Не быть москвичкой, хотелось мне добавить)
Похоже, я произвожу впечатление той еще забулдыги!
Распрощавшись с ними, попадаю прямиком к приятелю Йозефа, торгующему на Потемкинской лестнице открытками.
Вопросы почти те же:
-А где в Москве живете? О, знаю этот район!
-А здесь где поселились? И почем? (вечный вопрос)
-Ну да, в Москве зарплаты большие! Наверное, 300-400 баксов, да еще муж зарабатывает? Да-да-да, ну и цены, ну и цены, никуда не съездишь!
Чуть не проговорившись про недавнюю Чехию, срочно ретировалась.
День закончился в интернет-кафе загадочной фразой администратора "Мы работаем с 3 утра до 3 ночи следующего дня" А остальное время что делают,
спрашивается?
Ходоки у Ленина.
- Тамогочи хочет пи-пи! А ну вставай!
«Но и молдаванка, и Перессы...» - напевая, я вышла из дома, и на вокзале, ура, попала прямо к началу экскурсии!
Дюк Решелье оказался внучатым племянником того самого Решелье, гвардейцы которого были мне хорошо известны! А своим названием Одесса обязана Екатерине Второй – от старинного названия местечка Одиссос, но в женской форме. И никакие не Перессы, а Пересыпь, от слова насыпать, пересыпать. Но самое интересное – Одесса вся стоит на катакомбах, тянущихся в 3 этажа, под всем городом. Если измерить все расстояние катакомбных путей, получится как от Одессы до Петербурга. Потому высотные дома попадаются в городе отшельниками, разрозненно, в редких бескатакомбных местах. На улицах мне попалась старушка, ругавшая на чем свет стоит приезжего горе-архитектора, взявшегося возводить дом в центре, да не знавшего про катакомбы.
Но в целом в октябре с экскурсиями неважно, группы не собираются, экскурсоводы без энтузиазма рассказывают о своем городе, оживляясь только тогда, когда есть случай поговорить о москвичах, поиронизировав над их бестолковостью и продемонстрировав в ретроспективе собственное остроумие.
Наученная опытом, в дальнейшем я стала представляться ленинградкой, и как-то попала впросак. Следуя за кадром в видоискателе (впереди меня шествовали две характерных еврейки в шляпках – среднего возраста дочь и ее 75-летняя мать), я попала в ветхий дворик, как всегда с обилием кошек и соседок. Держа фотокамеру в районе пояса и оглядываясь по сторонам, я приготовилась скрыто поснимать, как вдруг старшая из женщин обернулась ко мне и спросила, улыбнувшись, – а не хотите ли поснимать меня? Разговорились. Живут в Одессе всегда, но город свой не считают красивым, привыкли, примелькался. С недоверием выслушали мои славословия Одессе, мол, вы, ленинградка, так что же у нас-то вам может нравиться? С самоиронией говорят и о себе – мы в бизнесе ничего не понимаем, включим телевизор, а там брифинги, консалтинги, компьютеры - ничего не разберешь, вам, молодой, с нами должно быть неинтересно. Все это время под ногами вертелся котенок, на него временами кто-нибудь наступал, но старшая из женщин говорила – ничего ему не будет! Кошки у нас тут юркие, хитренькие, евреи, знаете ли!
Предложили мне поселиться, погостить недельку, или хотя бы зайти попить чаю. А то и сосватать, у нас, говорят, много достойных юношей на примете! Отказалась, сославшись на жениха в Питере, но вместе мы решили, что лишний жених и в Одессе не помешает, и записав адреса друг друга, разошлись.
Гуляя по улицам, заметила, что каждый второй одессит лузгает семечки. Любопытным показалось мореходное училище, где у курсантов погоны были нашиты непосредственно на свитера, отчего возникало ощущение сворованной формы.
А потом я попала к морю! Я впервые была на мертвом пляже. Трехцветка песка, яркого неба, синей воды и черных каркасов кафе и причалов завораживала. По всему берегу прибой нанес клочья пены, дрожащей от ветра, как стриженый белый пудель. Между пеной и морем круглились комочки чаек, вобравших в себя все тело и стоящих на одной ноге. А на пустых каркасах навесов раскачивалась одинокая картина «Ходоки у Ленина»...
Гамбринус.
Завершающие одесские ноты оказались скрипичными. В известном баре Гамбринус анонсировали скрипача. Боясь не пробиться, пришла заранее. Музыкантов оказалось двое – немолодой седой клавишник в роговых черных очках, он же аккордеонист, и скрипач, по совместительству вокалист, невысокий, лысоватый, с голосом, усами и повадками кота.
Зрителей собралось мало, и дуэт всем своим видом показывал, что если сейчас публика не раскошелится, то у них найдутся дела и поважнее.
Играли известные французские мелодии, одесские шлягеры, и даже «Город золотой» (здесь я «слушала и плакала», но отнюдь не слезами умиления). Как сказано в известным анекдоте, знаю я ваших Битлз, фальшивят, картавят, Рабинович мне напел.
Тут музыканты заиграли «Бэль». На фоне проникновенного скрипичного соло происходил следующий их диалог (музыканты и не думали понижать голос):
- Ося, ты Григорюка давно видел?
- А то!
- Не знаешь, очухался он от болячки?
- А шо-таки у него там болело?
«И днем и ночью лишь она передо мной!»
По заказу зала следующей была «Мурка». Как единственная одинокая девушка в зале, я сразу привлекла внимание скрипача.
- Там сидела Мурка, рыжая, в тужурке!..
Завершая следующую песню про скрипача Моню, Осип вручил мне визитку со словами – если надумаете, девушка, вот мои координаты. Что это я надумаю?
Постепенно Гамбринус опустел. Музыканты рассказали, что в до-горбачевские времена в бар выстраивались очереди, а теперь в не-сезон стало больше обслуживающего персонала, чем посетителей.
-Я люблю разных женщин, но если получается, - счел своим долгом предупредить скрипач. Рассказывал байки, перемежая их анекдотами, становившимися все более и более фривольными. Следом пошли уверения, что «он никогда не помнит женщин, с которыми у него ничего не было», и наконец, решив, что достаточно предварительных ласк, Ося заявил, что собирается ночью на рыбалку, но если я-таки надумала, можно пренести ее на выходные.
С Осей я распрощались там же, с Одессой на следующее утро, точно зная, что вернусь сюда еще. По пути к вокзалу вспомнила такой образец одесского юмора:
«К одесситу подходит приезжий с чемоданами:
-Скажите, если я пойду по этой улице, там будет железнодорожный вокзал?
-Он там будет, даже если вы по ней не пойдете!»
Ноябрь 2005 года.
Ноябрь 2005 года.
Комментариев нет:
Отправить комментарий